В последнее время много вспоминаю Нью, скучаю и как-то вместе с этим снова копаюсь в себе. Читаю "Невыносимую легкость бытия". Пока прочла только первые 100 страниц, но уже замечаю, что мыслю строчками из этой книги. Я читаю ее медленно-медленно, записывая важные строчки, прикладывая их к себе как Питер Пен прикладывал к ногам свою Тень. Почти не сплю по ночам, засыпая только под утро часов в пять, но все-таки вижу сны. Это радует.
О Трех Словах на Букву С
Милан Кундера говорит о двух словах, третье добавляю я. Эти слова – сострадание и сочувствие. Первое он определяет как взгляд свысока: ты остаешься в стороне, сам не испытывая страданий, но все же видя страдания живого существа не можешь остаться равнодушным. Часто подобное чувство называют жало-стью и считают его унизительным. Оно, пожалуй, действительно унизительно, потому что снисходительно и холодно, это благотворительность, а не любовь.
В противовес ему Кундера называет сочувствие. Это разновидность телепатии, когда ты чувствуешь то же, что чувствует другой во всей полноте, подобно тому, как Дали определял любовь («Если у моей жены болит левое колено, то у меня тоже болит колено, и именно левое»).
Сочувствие – одно из самых тяжелых чувств: «Все тонны русских танков не идут с ним в сравнение. Нет ничего более тяжкого, чем сочувствие. Даже собственная боль не столь тяжела, как боль сочувствия к кому-то, боль за кого-то, ради кого-то, боль, многажды помноженная фантазией, продолженная сотней отголосков». Я, наверное, не совсем потерянный человек, поскольку испытывала это чувство. Это оно погнало меня на ночь глядя в Петербург, оно заставляло совершать странные, подчас невыносимо идиотские поступки…
И то и другое чувство порождает третье слово на букву С – страх. В первом случае это страх перед эгоиз-мом собственного Я, во втором – страх причинить боль. Тибетцы очень почитают страх, который для них – святое чувство, родственное любви. В каждой из тибетских религий есть ритуалы поклонения страху, поскольку они считают, что Бог создал это чувство, что бы остановить злые мысли и деяния.
О Головокружительной Слабости
Хотя бы однажды испытав настоящие муки сочувствия, человек естественным образом стремится не умножать чужих несчастий действием и даже мыслью. Но человек слаб и ему не всегда это удается. Тогда его страх из союзника превращается в наглого тюремного надзирателя. Порожденные им сомнения, недоверие к себе, не смываемое чувство вины… заставляют сосредотачиваться на своих пороках, на самобичевании, отдаляя его от других людей.
Читая у Кундеры о слабости я снова и снова вспоминала последний конфликт с Мастером и пыталась объ-яснить себе, почему же тогда написала «Рисунок», почему отправила его в интернет, почему назвала главного героя Мастером, несмотря на то, что знала к чему это может привести, почему не могла тогда этому сопротивляться… И вот что отвечала себе:
1. Это был способ перестать придумывать ему страдания, в то время как сама впервые сформулиро-вала, что «мысль материальна». Я взяла внешность Э.М. (внешность Мастера для меня тайна), книгу на коленях от В.М. и имя от Мастера (а что еще я могла взять?) и вложила все это в литературного персонажа, в выдуманную историю. Это придуманный мной Мастер, живущий в башне на меридиане, одинок и несчастен, а не тот, которого я знаю, не мой Мастер…
2. Это было наказанием за все эти мысли и сны. Обнажить уродливость придумывания боли другому человеку ради того что бы его спасти, почувствовав в этом свою значительность. Фокус с физической болью уже не срабатывал, оставалось чувство стыда: пусть видят и обсуждают, пусть читают и осуждают в мыслях или на словах, ведь ни для кого не секрет (и я сама часто это говорила), что маленький мистик – это я.
3. Это было проявлением чувства, которое Милан Кундера называл литостью. Я чувствовала себя та-кой виноватой и такой униженной перед ним, что за этим могло последовать только самоуничто-жение или компенсация. Я выбрала компенсацию. В истории я не была виновата, не права, зла, бесчувственна, продажна, фальшива… напротив, я была нужна, добра, могла сделать что-то хорошо и правильно естественным образом, по обстоятельствам, без страха…
4. Это было проявлением слабости. Собственная все растущая слабость увлекала меня вниз как головокружение. Я не могла противостоять этим мыслям и образам ни в яви, ни во сне, они захватывали меня и мучили. Оставалось только воплотить их, поставив, таким образом, на них точку.
5. Конечная станция по маршруту слабости – самоуничтожение. Этой историей я, подобно Терезе М. Кундеры, будто бы кричала Мастеру: «Я хочу, что бы ты был слабый, что бы ты был такой же слабый как я». Его выдуманная в истории слабость стерла различие между нами, уменьшила головокружительную пропасть моей слабости и его силы и стала внутренним (пусть выдуманным) стимулом к обретению моей силы если уж не ради себя, то ради него, стала ступенью.
Теперь я почти совершенно избавилась от этих воображаемых видений и снов. Этой зимой, в больнице, лежа с температурой в маленькой душной палате без штор, благодаря чему в окно обвинительно смотрели яркие звезды созвездия Ориона, я снова видела на границе сна и яви одно из таких видений, и у меня не хватило воли противостоять ему. Утром, когда я шла на завтрак, это видение воплотилось в реальность, но только со мной. Врачи так и не смогли определить какие изменения в моем здоровье могли такое вызвать.
О Птицах на Плечах Франциска Ассизского
Кундера снова и снова обращает мое внимание на случайности. Он говорит, что «…именно случайность полна волшебства, необходимости оно неведомо», что «…ежели любви суждено стать незабываемой, с первой же минуты к ней должны слетаться случайности, как слетались птицы на плечи Франциска Ассизского».
Подсознательно я всегда искала таких случайностей, может быть потому, что слишком мало доверяю себе, что бы не полагаться на сторонние указания и знаки, может быть из стремления сделать случайное событие мотивом, как бы музыкальной темой, сопровождающей историю развития возникающих взаимоотношений и связанного с ними периода жизни, таким образом обозначив их, придав им больше основательности и силы.
Думая обо всем этом, я вспоминаю какими случайностями были отмечены самые важные для меня встречи и действительно нахожу их великое множество, больших и маленьких, чудесных и на первый взгляд незначительных. Когда я замечала их я всегда приходила в радостное возбуждение, повторяла их много раз, иногда даже вносила в какие-то нелепые списки. Думаю, это говорит о том, что помимо того, что я воспринимала их как знаки (а значит как возможность уйти от внутренних сомнений и страха), они были тем, что я сама же называла «сакрализацией реальности» и «совершенными мгновениями», а кто-то «цепочками-безошибочных-действий».
Об Урчании в Животе
У Павича расстроенная Душа говорит Телу: «После общения с тобой хочется хорошенько умыться». Чудесные греки прославляли красоту и презирали уродство, не зависимо от того принадлежат ли они душе или телу. Средневековые богословы дали красоте и уродству измерения благочестия и порока, поставив душу и тело на разные полюса.
Отрицание стыда и неловкости по отношению к своему телу, что так ужасало Терезу в ее матери, влекло ее к вглядыванию в свое собственное отражение в зеркале: «Она стремилась сквозь свое тело увидеть себя <…> А поскольку она боялась, что бы при этом ее не застигла мать, каждый любопытный взгляд в зеркало носил характер тайного порока». Я вижу в этом тот же страх перед эгоизмом собственного Я, что и в себе (будто нельзя смотреть в себя, нужно смотреть на других, в других и только так!), в то время как на самом деле «…к зеркалу ее влекло не тщеславие, а удивление тому, что она видит свое я» (то есть она смотрела не на себя, а в себя). Поэтому, когда далее Томаш «…обратился к ней приветливым голосом», Тереза «…почувствовала, как ее душа пробивается на поверхность всеми жилами и порами, что бы предстать перед ним». Этого я жду от государства двоих.
И еще, поэтому ли все мы снова и снова возвращаемся в Нью? Это Мир, полный зеркал, в которых можно увидеть свою душу, в котором ты не только можешь, но и должен отсечь страхи, которые тело таскает за собой с самого начала, со времен первобытности (о том, что звери загрызут, что Солнце больше не встанет, что Там ничего нет), в котором красоты тела не достаточно что бы чего-то добиться, Мир, в котором есть волшебство, в котором сходятся все чудесные случайности, в котором ты – это слова и поступки, то, что у тебя внутри, и где у тебя никогда не заурчит в животе в момент искреннего признания в любви…
Об Ученичестве
Оглядываясь, больше всего чудесных случайностей я нахожу во встречах с БГ, ЭМ, ВМ и Мастером. Мне хочется увидеть эти встречи как бы целиком, с расстояния, так, что бы иметь возможность услышать глав-ную тему, мотив каждой из них, и мне кажется, что все они объединены одним общим мотивом ученичества, звучащим в разных вариациях.
Всю ночь до четырех утра я читала форум, объясняющий суть событий, произошедших в ХД пол года назад и будто оказалась в центре старинной русской забавы под названием «стенка на стенку» - тяжелые, грубые, злые, обидные слова, потому что не должны люди так нападать, так оскорблять друг друга, так унижать и унижаться. Человеческое унижение болезненно и противоестественно. Если мне, спустя пол года от описанных событий, было трудно это даже читать, что чувствовали участники всего этого тогда? Несмотря на то, что я больше не идеализирую поступки Мастера, я знаю, что даже если в чем-то его действия и выглядели как провокация, он был прав в главном, что на его стороне какая-то большая, глобальная правда… А может быть, все дело в том, что чувствовалось насколько для него это важнее и более по-настоящему... Каждая встреча с ним что-то во мне испытывает.
Думая о звучащем мотиве всех приведших меня в Нью случайностей я прихожу к мысли о том, что это мотив доверия и предательства, развившийся в мотив оскорбленного Учителя и отвергнутого ученика. Если бы во мне сильнее была сила воли, я нашла бы как изменить эту тему, переписать ее.
О Человеке Воображающем
Подруга рассказывала об эзотерических курсах, на которые записалась. Ее Учитель А. проводит диагностику ее кармы, делает снимки ауры и отправляет ей посыл любви, который она чувствует через кварталы и улицы всего города. Она говорит, что теперь многое понимает в себе, избавляется от страха. Я радуюсь и завидую. В какой-то степени я всю жизнь только и делаю, что ищу Учителя, но все никак не найду: то он не тому учит, то я не способна к науке… Другие находят и успокаиваются, но только не я, у меня не складывается. Я могу только искать и воображать как было бы если б сложилось, воображать себя на месте тех, у кого сложилось, воображать… Если есть на свете Человек Разумный, Человек Создающий, Человек Сочувствующий, то я, более всего этого, Человек Воображающий. Потому так немногое со мной случается в действительности.
О снах и самопознании
Может быть от того, что в реальности я слишком часто испытывала вину по отношению к своему вообра-жению, мне часто не хватает его для того, что бы сочинить очередную историю. В такие моменты оно уходит в подсознательное, в сны. Там оно, кажется, чудесным образом освобождается от чувства вины.
Для Кундеры «…сон – это не только сообщение (переданное, возможно в зашифрованной форме), но и эстетическая активность, игра воображения, которая уже сама по себе представляет ценность». Таким образом, «…сон – доказательство того, что фантазия относится к глубочайшим потребностям человека».
Тереза возвращалась к своим снам, повторяла их мысленно, превращала в легенды, то же делаю и я. Я записываю свои сны, использую их образы, что бы назвать какие-то важные, образующие вещи в реальности, что бы подтвердить или опровергнуть догадки, надежды и страхи. Но я все равно сомневаюсь.
Российский психолог В.Х. Кандинский говорит: «Хочешь познать себя – смотри сны», но будет ли это реальным познанием? Может быть, это лишь беспорядочный круговорот привязанностей и страхов, а спящий - все равно, что моя заколдованная принцесса Нора, которая бродит по холодному темному замку, с каждым днем своими мыслями делая его все больше, все холоднее, все темнее... Если бы кто-то, как проводник в «Тибетской книге мертвых», каждую ночь стоял у изголовья твоей кровати и шептал прямо в ухо ободряющие слова, что бы пройти через темный зал не сбавляя шагов… тогда бы, должно быть, можно было добраться до главного в себе.
* * *
Нужно было написать все это, может быть, что бы разобраться, может быть, что бы отпустить, может быть из слабости. Написано с надеждой, что такой длинный пост станут читать только те, кому это будет инте-ресно и нужно, поэтому и закрывать не стала. Оставляю простор для чудесных случайностей.
О Трех Словах на Букву С
Милан Кундера говорит о двух словах, третье добавляю я. Эти слова – сострадание и сочувствие. Первое он определяет как взгляд свысока: ты остаешься в стороне, сам не испытывая страданий, но все же видя страдания живого существа не можешь остаться равнодушным. Часто подобное чувство называют жало-стью и считают его унизительным. Оно, пожалуй, действительно унизительно, потому что снисходительно и холодно, это благотворительность, а не любовь.
В противовес ему Кундера называет сочувствие. Это разновидность телепатии, когда ты чувствуешь то же, что чувствует другой во всей полноте, подобно тому, как Дали определял любовь («Если у моей жены болит левое колено, то у меня тоже болит колено, и именно левое»).
Сочувствие – одно из самых тяжелых чувств: «Все тонны русских танков не идут с ним в сравнение. Нет ничего более тяжкого, чем сочувствие. Даже собственная боль не столь тяжела, как боль сочувствия к кому-то, боль за кого-то, ради кого-то, боль, многажды помноженная фантазией, продолженная сотней отголосков». Я, наверное, не совсем потерянный человек, поскольку испытывала это чувство. Это оно погнало меня на ночь глядя в Петербург, оно заставляло совершать странные, подчас невыносимо идиотские поступки…
И то и другое чувство порождает третье слово на букву С – страх. В первом случае это страх перед эгоиз-мом собственного Я, во втором – страх причинить боль. Тибетцы очень почитают страх, который для них – святое чувство, родственное любви. В каждой из тибетских религий есть ритуалы поклонения страху, поскольку они считают, что Бог создал это чувство, что бы остановить злые мысли и деяния.
О Головокружительной Слабости
Хотя бы однажды испытав настоящие муки сочувствия, человек естественным образом стремится не умножать чужих несчастий действием и даже мыслью. Но человек слаб и ему не всегда это удается. Тогда его страх из союзника превращается в наглого тюремного надзирателя. Порожденные им сомнения, недоверие к себе, не смываемое чувство вины… заставляют сосредотачиваться на своих пороках, на самобичевании, отдаляя его от других людей.
Читая у Кундеры о слабости я снова и снова вспоминала последний конфликт с Мастером и пыталась объ-яснить себе, почему же тогда написала «Рисунок», почему отправила его в интернет, почему назвала главного героя Мастером, несмотря на то, что знала к чему это может привести, почему не могла тогда этому сопротивляться… И вот что отвечала себе:
1. Это был способ перестать придумывать ему страдания, в то время как сама впервые сформулиро-вала, что «мысль материальна». Я взяла внешность Э.М. (внешность Мастера для меня тайна), книгу на коленях от В.М. и имя от Мастера (а что еще я могла взять?) и вложила все это в литературного персонажа, в выдуманную историю. Это придуманный мной Мастер, живущий в башне на меридиане, одинок и несчастен, а не тот, которого я знаю, не мой Мастер…
2. Это было наказанием за все эти мысли и сны. Обнажить уродливость придумывания боли другому человеку ради того что бы его спасти, почувствовав в этом свою значительность. Фокус с физической болью уже не срабатывал, оставалось чувство стыда: пусть видят и обсуждают, пусть читают и осуждают в мыслях или на словах, ведь ни для кого не секрет (и я сама часто это говорила), что маленький мистик – это я.
3. Это было проявлением чувства, которое Милан Кундера называл литостью. Я чувствовала себя та-кой виноватой и такой униженной перед ним, что за этим могло последовать только самоуничто-жение или компенсация. Я выбрала компенсацию. В истории я не была виновата, не права, зла, бесчувственна, продажна, фальшива… напротив, я была нужна, добра, могла сделать что-то хорошо и правильно естественным образом, по обстоятельствам, без страха…
4. Это было проявлением слабости. Собственная все растущая слабость увлекала меня вниз как головокружение. Я не могла противостоять этим мыслям и образам ни в яви, ни во сне, они захватывали меня и мучили. Оставалось только воплотить их, поставив, таким образом, на них точку.
5. Конечная станция по маршруту слабости – самоуничтожение. Этой историей я, подобно Терезе М. Кундеры, будто бы кричала Мастеру: «Я хочу, что бы ты был слабый, что бы ты был такой же слабый как я». Его выдуманная в истории слабость стерла различие между нами, уменьшила головокружительную пропасть моей слабости и его силы и стала внутренним (пусть выдуманным) стимулом к обретению моей силы если уж не ради себя, то ради него, стала ступенью.
Теперь я почти совершенно избавилась от этих воображаемых видений и снов. Этой зимой, в больнице, лежа с температурой в маленькой душной палате без штор, благодаря чему в окно обвинительно смотрели яркие звезды созвездия Ориона, я снова видела на границе сна и яви одно из таких видений, и у меня не хватило воли противостоять ему. Утром, когда я шла на завтрак, это видение воплотилось в реальность, но только со мной. Врачи так и не смогли определить какие изменения в моем здоровье могли такое вызвать.
О Птицах на Плечах Франциска Ассизского
Кундера снова и снова обращает мое внимание на случайности. Он говорит, что «…именно случайность полна волшебства, необходимости оно неведомо», что «…ежели любви суждено стать незабываемой, с первой же минуты к ней должны слетаться случайности, как слетались птицы на плечи Франциска Ассизского».
Подсознательно я всегда искала таких случайностей, может быть потому, что слишком мало доверяю себе, что бы не полагаться на сторонние указания и знаки, может быть из стремления сделать случайное событие мотивом, как бы музыкальной темой, сопровождающей историю развития возникающих взаимоотношений и связанного с ними периода жизни, таким образом обозначив их, придав им больше основательности и силы.
Думая обо всем этом, я вспоминаю какими случайностями были отмечены самые важные для меня встречи и действительно нахожу их великое множество, больших и маленьких, чудесных и на первый взгляд незначительных. Когда я замечала их я всегда приходила в радостное возбуждение, повторяла их много раз, иногда даже вносила в какие-то нелепые списки. Думаю, это говорит о том, что помимо того, что я воспринимала их как знаки (а значит как возможность уйти от внутренних сомнений и страха), они были тем, что я сама же называла «сакрализацией реальности» и «совершенными мгновениями», а кто-то «цепочками-безошибочных-действий».
Об Урчании в Животе
У Павича расстроенная Душа говорит Телу: «После общения с тобой хочется хорошенько умыться». Чудесные греки прославляли красоту и презирали уродство, не зависимо от того принадлежат ли они душе или телу. Средневековые богословы дали красоте и уродству измерения благочестия и порока, поставив душу и тело на разные полюса.
Отрицание стыда и неловкости по отношению к своему телу, что так ужасало Терезу в ее матери, влекло ее к вглядыванию в свое собственное отражение в зеркале: «Она стремилась сквозь свое тело увидеть себя <…> А поскольку она боялась, что бы при этом ее не застигла мать, каждый любопытный взгляд в зеркало носил характер тайного порока». Я вижу в этом тот же страх перед эгоизмом собственного Я, что и в себе (будто нельзя смотреть в себя, нужно смотреть на других, в других и только так!), в то время как на самом деле «…к зеркалу ее влекло не тщеславие, а удивление тому, что она видит свое я» (то есть она смотрела не на себя, а в себя). Поэтому, когда далее Томаш «…обратился к ней приветливым голосом», Тереза «…почувствовала, как ее душа пробивается на поверхность всеми жилами и порами, что бы предстать перед ним». Этого я жду от государства двоих.
И еще, поэтому ли все мы снова и снова возвращаемся в Нью? Это Мир, полный зеркал, в которых можно увидеть свою душу, в котором ты не только можешь, но и должен отсечь страхи, которые тело таскает за собой с самого начала, со времен первобытности (о том, что звери загрызут, что Солнце больше не встанет, что Там ничего нет), в котором красоты тела не достаточно что бы чего-то добиться, Мир, в котором есть волшебство, в котором сходятся все чудесные случайности, в котором ты – это слова и поступки, то, что у тебя внутри, и где у тебя никогда не заурчит в животе в момент искреннего признания в любви…
Об Ученичестве
Оглядываясь, больше всего чудесных случайностей я нахожу во встречах с БГ, ЭМ, ВМ и Мастером. Мне хочется увидеть эти встречи как бы целиком, с расстояния, так, что бы иметь возможность услышать глав-ную тему, мотив каждой из них, и мне кажется, что все они объединены одним общим мотивом ученичества, звучащим в разных вариациях.
Всю ночь до четырех утра я читала форум, объясняющий суть событий, произошедших в ХД пол года назад и будто оказалась в центре старинной русской забавы под названием «стенка на стенку» - тяжелые, грубые, злые, обидные слова, потому что не должны люди так нападать, так оскорблять друг друга, так унижать и унижаться. Человеческое унижение болезненно и противоестественно. Если мне, спустя пол года от описанных событий, было трудно это даже читать, что чувствовали участники всего этого тогда? Несмотря на то, что я больше не идеализирую поступки Мастера, я знаю, что даже если в чем-то его действия и выглядели как провокация, он был прав в главном, что на его стороне какая-то большая, глобальная правда… А может быть, все дело в том, что чувствовалось насколько для него это важнее и более по-настоящему... Каждая встреча с ним что-то во мне испытывает.
Думая о звучащем мотиве всех приведших меня в Нью случайностей я прихожу к мысли о том, что это мотив доверия и предательства, развившийся в мотив оскорбленного Учителя и отвергнутого ученика. Если бы во мне сильнее была сила воли, я нашла бы как изменить эту тему, переписать ее.
О Человеке Воображающем
Подруга рассказывала об эзотерических курсах, на которые записалась. Ее Учитель А. проводит диагностику ее кармы, делает снимки ауры и отправляет ей посыл любви, который она чувствует через кварталы и улицы всего города. Она говорит, что теперь многое понимает в себе, избавляется от страха. Я радуюсь и завидую. В какой-то степени я всю жизнь только и делаю, что ищу Учителя, но все никак не найду: то он не тому учит, то я не способна к науке… Другие находят и успокаиваются, но только не я, у меня не складывается. Я могу только искать и воображать как было бы если б сложилось, воображать себя на месте тех, у кого сложилось, воображать… Если есть на свете Человек Разумный, Человек Создающий, Человек Сочувствующий, то я, более всего этого, Человек Воображающий. Потому так немногое со мной случается в действительности.
О снах и самопознании
Может быть от того, что в реальности я слишком часто испытывала вину по отношению к своему вообра-жению, мне часто не хватает его для того, что бы сочинить очередную историю. В такие моменты оно уходит в подсознательное, в сны. Там оно, кажется, чудесным образом освобождается от чувства вины.
Для Кундеры «…сон – это не только сообщение (переданное, возможно в зашифрованной форме), но и эстетическая активность, игра воображения, которая уже сама по себе представляет ценность». Таким образом, «…сон – доказательство того, что фантазия относится к глубочайшим потребностям человека».
Тереза возвращалась к своим снам, повторяла их мысленно, превращала в легенды, то же делаю и я. Я записываю свои сны, использую их образы, что бы назвать какие-то важные, образующие вещи в реальности, что бы подтвердить или опровергнуть догадки, надежды и страхи. Но я все равно сомневаюсь.
Российский психолог В.Х. Кандинский говорит: «Хочешь познать себя – смотри сны», но будет ли это реальным познанием? Может быть, это лишь беспорядочный круговорот привязанностей и страхов, а спящий - все равно, что моя заколдованная принцесса Нора, которая бродит по холодному темному замку, с каждым днем своими мыслями делая его все больше, все холоднее, все темнее... Если бы кто-то, как проводник в «Тибетской книге мертвых», каждую ночь стоял у изголовья твоей кровати и шептал прямо в ухо ободряющие слова, что бы пройти через темный зал не сбавляя шагов… тогда бы, должно быть, можно было добраться до главного в себе.
* * *
Нужно было написать все это, может быть, что бы разобраться, может быть, что бы отпустить, может быть из слабости. Написано с надеждой, что такой длинный пост станут читать только те, кому это будет инте-ресно и нужно, поэтому и закрывать не стала. Оставляю простор для чудесных случайностей.
-
-
19.02.2010 в 12:52