Снится, что я в своей постели, а за окном воет ветер. Скрипят половицы и слышны неясные шорохи - это родители ходят на цыпочках и переговариваются вполголоса.
- Что-то с ней не так.. я читал прошлые и они казались почти нормальными, но эти последние пять.. это какая-то болезнь.
- Ну что ты такое говоришь...
- Я знаю что говорю, вот посмотри..
Я слышу как отец подходит к окну и копошится в каком-то тайнике. Потом он достает оттуда мой старый блокнот со стихами и кладет его на стол.
- Открой.
Мама смотрит и застывает приложив руку ко рту. Я незаметно открываю правый глаз и вижу, что вместо страниц там ворох таблеток и игл. Они забирают похожий на аптечку блокнот и уходят. Дверь в их комнату щелкает, но я продолжаю слышать их приглушенные голоса.
Встаю и подхожу к окну - зима, ночь, метель бросается в темные окна дома напротив, единственный фонарь уворачивается от ветра и дребезжит. На мне длинная белая ночная рубашка и я отчего-то вспоминаю о Питере Пене. Створка окна оказывается не запертой, я тяну ее на себя что бы вздохнуть чистого воздуха и в комнату врывается стая снежинок. Они кружатся вокруг меня и как волшебная пыль делают невесомой, подхватывают и поднимают над землей, выносят в окно. И вот уже я лечу над городом мимо погасших окон, над пустой дорогой, над стоянкой машин. Такая темная, строгая, тихая, безлюдная, снежная ночь. На крыше одной машины наклеена пальма, она почти закрыта снегом, но я вдруг понимаю, что все это - только сон-воспоминание, на самом деле я никогда больше не увижу снега, потому что я давно уже живу в Африке.
Я снова открываю глаза и белое и сине-черное сменяется охристо-желтым и коричневым. Я лежу на коровьих шкурах в маленьком глиняном домике, а надо мной висят метелки сухой скрученной паприки и еще какие-то острые хрупкие ветки. Я слышу как кто-то стучит полой палкой у входа и зовет меня на неизвестном языке. Выхожу из домика, а там уже все готово - на длинном плоском камне разложены травы, корешки, деревянные ножи и крепкие маленькие камни. Я начинаю резать, стирать в порошок, перемалывать, настаивать. Солнце клонится к закату, но все равно жарко. Прядь волос падает мне на лицо, и в этот момент я понимаю, что все это лишь сон. Я продолжаю смотреть вдаль, за горизонт где оранжевый шар медленно опускается в группу плоских неподвижных акаций, но уже чувствую себя снова в своей постели. Кот подкрадывается ко мне сзади и копошится за моей спиной, переступает мягкими лапками через меня и тыкается носом в щеку. Мне хочется погладить его, но в этот момент я понимаю, что его усыпили несколько лет назад и его нет. Я открываю глаза и как бы просыпаюсь снова.
- Что-то с ней не так.. я читал прошлые и они казались почти нормальными, но эти последние пять.. это какая-то болезнь.
- Ну что ты такое говоришь...
- Я знаю что говорю, вот посмотри..
Я слышу как отец подходит к окну и копошится в каком-то тайнике. Потом он достает оттуда мой старый блокнот со стихами и кладет его на стол.
- Открой.
Мама смотрит и застывает приложив руку ко рту. Я незаметно открываю правый глаз и вижу, что вместо страниц там ворох таблеток и игл. Они забирают похожий на аптечку блокнот и уходят. Дверь в их комнату щелкает, но я продолжаю слышать их приглушенные голоса.
Встаю и подхожу к окну - зима, ночь, метель бросается в темные окна дома напротив, единственный фонарь уворачивается от ветра и дребезжит. На мне длинная белая ночная рубашка и я отчего-то вспоминаю о Питере Пене. Створка окна оказывается не запертой, я тяну ее на себя что бы вздохнуть чистого воздуха и в комнату врывается стая снежинок. Они кружатся вокруг меня и как волшебная пыль делают невесомой, подхватывают и поднимают над землей, выносят в окно. И вот уже я лечу над городом мимо погасших окон, над пустой дорогой, над стоянкой машин. Такая темная, строгая, тихая, безлюдная, снежная ночь. На крыше одной машины наклеена пальма, она почти закрыта снегом, но я вдруг понимаю, что все это - только сон-воспоминание, на самом деле я никогда больше не увижу снега, потому что я давно уже живу в Африке.
Я снова открываю глаза и белое и сине-черное сменяется охристо-желтым и коричневым. Я лежу на коровьих шкурах в маленьком глиняном домике, а надо мной висят метелки сухой скрученной паприки и еще какие-то острые хрупкие ветки. Я слышу как кто-то стучит полой палкой у входа и зовет меня на неизвестном языке. Выхожу из домика, а там уже все готово - на длинном плоском камне разложены травы, корешки, деревянные ножи и крепкие маленькие камни. Я начинаю резать, стирать в порошок, перемалывать, настаивать. Солнце клонится к закату, но все равно жарко. Прядь волос падает мне на лицо, и в этот момент я понимаю, что все это лишь сон. Я продолжаю смотреть вдаль, за горизонт где оранжевый шар медленно опускается в группу плоских неподвижных акаций, но уже чувствую себя снова в своей постели. Кот подкрадывается ко мне сзади и копошится за моей спиной, переступает мягкими лапками через меня и тыкается носом в щеку. Мне хочется погладить его, но в этот момент я понимаю, что его усыпили несколько лет назад и его нет. Я открываю глаза и как бы просыпаюсь снова.
-
-
18.04.2009 в 14:46Маленький Иончик... как же мне хочется тебя обнять и уложить спать возле себя, накрыв одеялком... ты хоть иногда высыпаешься?
-
-
18.04.2009 в 15:28высыпаюсь) сны мне не мешают, даже если это кошмары, совсем наоборот, я их очень люблю.
-
-
18.04.2009 в 20:22Попробовал ответить тебе
Высокая чашка падает на пол и не разбивается, находившийся в нем не сладкий чай расплескивается по покрытому неопределенно желтого цвета линолеумом полу. Я смотрю на метель за окном и то, что я вижу приводит меня в завороженное состояние.
- Это так странно, снова выйти в жизнь спустя полугодичного пребывания здесь в клинике, - говорит она.
- Представляете, тогда было лето, много солнца зелень, а сейчас зима, снег, даже метель?..
- Да, Вам придется как бы заново адаптироваться к домашней, повседневной жизни, - отвечаю я.
***
Недалеко от пропахшего машинным маслом ангара стоит вертолет. Я никогда толком не разбирался во всех этих номерах и буквах призванных дать полную информацию о модели специалисту. Ми-8, Им-8 - какая разница, одним словом агрегат с пропеллером. Мы бежим и оба понимаем, что рассчитывать на чудо — глупо, чудес не бывает. А ведь те, кто нас преследуют уже очень близко, слышно, как они продираются сквозь небольшой малинник в двухстах метрах от нас.
- Я помню, - говоришь ты.
- Что помнишь?! Сейчас не время для воспоминаний!..
– Нет, именно сейчас, - ты рывком открываешь дверь вертолета, и мы забираемся внутрь, ты в кабину пилота, я в центральный отсек. Все это происходит очень быстро, как в фильме жанра экшн. Ты надеваешь наушники, нажимаешь на какие-то кнопки манипулируя штурвалом. Винт на верху начинает вращаться, задний тоже, раздается сильный шум от вращения, но главное машина стала двигаться и постепенно отрываться от земли.
Я лежу на полу взлетающей машины и не могу пошевелится, потому что теперь усталость от нервного перенапряжения дала себя знать. Ты сидишь в кресле пилота и твои движения, несколько неуверенные в начале теперь приобрели спокойствие и стройность. Мы летим, преследователи остались далеко внизу, а других вертолетов рядом с ангаром не было. Все кончено, мы наконец одни.
Поднявшись с пола, я сажусь на маленькую скамейку у металлической переборки и смотрю на тебя сквозь маленькое окошко в ней. Ты сморишь вперед, возможно выбирая маршрут, я чувствую, что взгляд твой можно назвать уставшим, но вопреки усталости, я вижу в твоих глазах надежду. Небольшая прядь светлых волос как обычно выбралась из пука и оказалась на лбу, ты каким-то очень милым, детским движением поправляешь ее.
***
Я поднимаю чашку и ставлю на стол. Те, кого мы ждем обязательно появятся в нашей жизни, нужно только терпеливо ждать. Может быть мне просто не хватает терпения.
- Скажи мне, что ты чувствуешь?..