Ухожу в пол восьмого, прихожу в пол девятого, а между – точки, запятые, длинные тире, бесконечные крики и иногда еще более неприятные позывы на поцелуйчики в мой адрес. Совсем не остается времени на то, что бы прочувствовать какой-нибудь момент, кажущуюся значительной мимолетность, ухватить мысль и думать ее, медленно и неторопливо вертеть в голове точно яблоко в руках, испытывая голод и все же не надкусывая, только изминая тонкую кожицу в пальцах, что бы оно, кислое и зеленое, стало мягким и сочным. Оттого, наверное, всякое чувство и всякая мысль, которые оказываются все-таки настолько мощными или юркими, что бы протиснуться в эту заслонку необходимостей, как будто бы консервируются внутри, замирают до вечера, что бы обрушится потом все сразу, когда тебя качает в автобусе по дороге домой (да, я так устаю, что который день уже возвращаюсь таким образом, против своего обыкновения пеших вечерних прогулок). Но обрушиваются они не так, совсем по-другому, всем скопом, всей бесформенной массой, в которой не возможно ничего разглядеть, только чувствовать то счастье, то потерю, то усталость, то неожиданную сопричастность всему…
Помнишь как мы гадали на рунах? По-моему только нам двоим с тобой выпали более менее осмысленные ответы. Возможно потому, что нам они были нужны в тот момент больше других, а может быть мы просто были достаточно глупы, что бы им верить… Мое предсказание, кажется, сбывается. Другого выбора я сделать и не могла, момент раскальцовки, как и множество значительных моментов в жизни, был мною упущен, Он вряд ли даст мне теперь этот поразительный случай, в котором сосредоточено сейчас все, все нити возможного будущего, если только меня ожидает не очередной круг по дороге сна. А еще я сегодня скучала, а тебя не было дома). И еще скучала, а интернет – подлец, не работал, а когда заработал, нужно было смотреть кино с мамой.
А сейчас уже поздно. Такие дела.